«Девестернизация» самого массового из искусств
Одним из коренных отличий массовой культуры 30-х годов от предыдущего десятилетия было решительное освобождение советского кинематографа от зависимости от Запада и в кинопроизводстве, и в кинопрокате. В связи с тем, что в 20-х годах 100% кинопленки было иностранного производства, в начале 30-х две фабрики кинопленки были включены в так называемый «железный список 518» — список важнейших строек социализма. Одновременно с этой мерой последовательно и высокими темпами с киноэкранов СССР вытеснялась западная «киномакулатура» (опять характерный термин эпохи!). В 20-х она составляла 75-85% кинопроката.22 Такое положение объяснялось тогда не только преобладанием частного проката, но и жестокой конкуренцией между собой отечественных кинофабрик (Госкино, Ленинградское Про- леткино, Межрабиом-Русь, ПУР, Госкиноиром Грузии, ВУФКУ), которые в борьбе друг с другом готовы были скорее пустить на экраны своих кинотеатров «врагов» из-за рубежа, нежели соперников изнутри.23 То, что не удалось в России нэповской, в несколько ударов было осуществлено в сталинском СССР благодаря введению государственной киномонополии. Курс на девестернизацию был одним из проявлений общей тенденции 30-х годов к автаркии страны. Но вместе с тем были и другие предпосылки такой политики. Среди главных мотивов было опасение ущерба, который может нанести чуждая идеология и эстетика формирующейся советской ментальности: через пропаганду индивидуализма, западного образа жизни, демонстрацию потребительских благ, недоступных нашему человеку. Имело значение и то, что западная массовая культура, в особенности кинематограф, развивалась под сенью психоанализа (в рыночном исполнении), к тому времени закрытого в СССР. Это мотивировалось коренным несоответствием фрейдизма генеральному направлению формирования «нового человека» — коллективиста: «научные психологические теории, получившие особенно широкое распространение в Америке… по существу —то же копание в мелких чувствах, претенциозный психоанализ, недалекий всепоглощающий эгоцентризм».24 25 В социоцентристком обществе самоанализ даже в «масскультовом» исполнении осуждался безоговорочно. Сегодня массовая советская кинопродукция 30-х годов поражает нас поверхностным оптимизмом, невниманием к тонкостям индивидуальной психологии. Но могло ли быть иначе в тех условиях? Кроме того, тоталитарное государство, неутомимо патронировавшее своих подданных, опасалось травмирующего влияния западных кинолент на массовую психологию. В те годы на международных научных конференциях по проблемам кинематографии многие участники с тревогой говорили об экспансии на киноэкранах агрессии и безнравственности. «Немецкий профессор Гаук, просмотрев 259 современных кинофильмов, насчитал в них 97 убийств, 50 разводов, 19 сводничеств, 22 вовлечения в проституцию и 48 самоубийств. Среди героев этих фильмов оказалось 176 воров, 25 проституток, 36 пьяниц и целые толпы полицейских, сыщиков и жуликов “разной специальности”. На экранах распространялась настоящая “смертельная эпидемия”: “Скала смерти”, “Минарет смерти”, “Бухта смерти”, “Под страхом смерти” и др.». Вместе с тем ряд участников опасался того, что лишенное остроты и занимательности произведение превратится в никому ненужное благовоспитанное «пай-кино».2 5